Стихи Лены Михайлик

 http://www.litkarta.ru/projects/vozdukh/issues/2018-36/mikhailik/

и сюда выношу то, что больше всего понравилось

Паровоз идёт пополам с порошей,
над трубой отводное сиянье реет,
абстракционист сидит и рисует лошадь,
в четырёх измерениях — как умеет,

лошадь прижала уши, визжит сердито,
говорит, что в этих координатах концов не сложит —
и в какое болото опустит свои копыта,
совершенно не знает, и автор не знает тоже,

только помнит — нельзя добавить ни медь, ни хохот —
тут же пойдут и ритм ледохода, и невский анапест поздний...
те, кто войдёт без стука, услышат цокот,
странно подумать, что с ними случится после —

где это после? полночь ведёт комету линией краткой,
красит волну в мандаринный цвет новогодний —
Репин был прав: если однажды суметь нарисовать лошадку,
далее получается что угодно.

* * *

      На художника с интересом глядит большая змея:
      — Ты из Минска или Одессы?
      — Извини, из Витебска я.
      — Я думала, из Одессы, с листка, с чердака над зимним морем белесым... Расскажи мне, когда есть Витебск, стоит он куда, во что его воздух вытек, вместилась вода, в какое ещё иное, в который лёд, на кромке какого зноя теперь живёт, в славе и силе, дыме шестого дня его сотворили раньше меня, но яблоню, что вторая у колодца росла, я теперь не узна́ю, как не знаю добра и зла.
      Художник берёт равнину и несколько птичьих стай и встряхивает картину — рванина, гуляй! — красный, лиловый, синий, зеленщик, осёл, волшебство, несовпаденье линий — да что с того, на пять четвертей от рая, на сто петушиных лет коровьи глаза вбирают пятничный свет, над переулком сонным, заплетено тесьмой, небо несёт влюблённых мимо смерти самой, стыки заборов, дорожная чешуя, прекрасна, как белый город, возлюбленная моя, край литовского леса, приречный мрак...
      — А вот про твою Одессу, прости, никак.

* * *

В сумасшедшем доме, в холе и неге и
Карантине живёт кузен Карика и Вали.
Повествовательная стратегия —
Чтобы всё как в жизни, но опять не поймали,

Чтобы водомерка на гибком зеркале
Во внезапно дремучих травах истории
Ничего о поверхность не исковеркала
И ушла по предутренней траектории,

Поддающейся логике, но не —логии,
Недоступной ЧК и прочим всяческим доброхотам,
Выходящей из шторма на полуслоге и
Возвращающейся обратно — делать работу,

Осмыслять, осваивать залетейские области,
Переводить хоботком названия местностей с сегодняшнего на вчерашний,
Дружелюбный доктор предупреждает при каждом осмотре и каждом обыске —
Просто будьте собой, получается очень страшно,

Он глядит в ответ светло и нелихорадочно,
По привычке подсчитывая рифмы, патроны, тычинки, чаинки на плоском донце.
— К сожалению, доктор, страшно, но недостаточно,
Недостаточно, чтобы завтра здесь встало солнце.

* * *

В тридцать четвёртом он ещё не знал, что он парижанин,
оппозиция плюс Закавказье — достаточно гремучая смесь,
но гостья из Самарры встретила его в Андижане 
(после изолятора — где же ещё, ну естественно, в Андижане)
и спросила: товарищ, а что ты делаешь здесь?

А и правда — что? Время вышло боком, хлынуло горлом,
почему не выдохнуть, не уплыть, развернув биографию вспять,
в передышку или просто в окно...
в сороковом большая история по четыре вошла в его новый город —
он взглянул на неё, опознал её прикус — и на этот раз не стал отступать.

Когда время ломит по осевой, что может сделать ненужный атом —
выиграть глоток сантиметров, пару жизней, россыпь минут,
написать инструкцию, прикинуть маршрут, вести машину, бросить гранату,
и потом не сказать, не сказать, как его на самом деле зовут.

Лес на фотографии очерчен лиловым, присыпан белым,
призрачен, прозрачен, прекрасен в любой из дней,
не на Серпантинной, не в трюме, не от цинги, а в редкостно хорошей компании, в хорошее время и за правое дело —
эта, из Самарры, чем-то он понравился ей.

* * *

И если кажется, что всё простотою дышит,
миром, покоем, однозначной поддержкой масс,
приглядись, корешок, не заходит ли под малым углом на твою доселе надёжную крышу
тело размером с Марс.
Что уж расспрашивать — откелева прилетело,
что уж гадать — наступит ли тишина,
придётся, братва, решать задачи в совершенно других пределах...
в системе Земля-Луна.

Об авторе

Ваш товарищ плавит глыбы, шастая по дну,
Ваш товарищ ловит рыбу на мою луну,
Он извёл Гренобль на гренки, и честной народ
Нынче палинку в Паленке вместо пульки пьёт,
Без закуски пьёт.
От его рабочих практик с лотосом во рту
Молоко любых галактик киснет на лету,
Не щадя боезапаса, миллиарды лет
В раствороженную массу лупит белый свет,
У него на дне глазницы за́мок под замком,
У него по миру птицы ходят босиком,
У него сюжет в прогаре до шестых небес,
Но уже взлетел Гагарин — и иврит воскрес.